27 января в честь 75-летия снятия блокады в Санкт-Петербурге батарея зенитных орудий даст 12 залпов, а на Марсовом поле Северной столицы откроется военно-исторический лагерь. Все правильно: 27 января — это День воинской славы России.
Но, по большому счету, 12 января в городе на Неве тоже следовало бы устроить праздничный салют. Нет, не в честь открытия в сей день в 1899 году телефонной связи между Москвой и Петербургом — первой в России междугородной линии. И даже не в честь премьеры 12 января 1907 года в театре Комиссаржевской лирической драмы Александра Блока «Балаганчик», поставленной Всеволодом Мейерхольдом. А в честь начала 12 января 1943 года наступательной операции советских войск «Искра», без которой нынче, спустя две недели, вряд ли пришлось бы отмечать 75-летие снятия блокады Ленинграда.
872 дня подвига
Благодаря песне из кинофильма «Щит и меч» мы знаем, с чего начинается Родина — «с картинки в твоем букваре».
А с чего начинается блокада города Ленина?
Историки считают, что с захвата 8 сентября 1941 года солдатами группы «Север» Шлиссельбурга и взятия немцами под контроль истока Невы, что позволило им блокировать Ленинград с суши.
Большинство переживших блокаду ленинградцев тоже берут за точку отсчета последующей трагедии 8 сентября 1941-го, но по иной причине. Как ворвались нацисты в Шлиссельбург, ленинградцы не видели. Зато почти все горожане наблюдали в тот черный день гигантские облака дыма, поднимавшиеся над засыпанными почти тремя сотнями немецких «зажигалок» Бадаевскими складами. В огне пожара сгинуло продовольствие, которого находившимся на тот момент в Ленинграде 2451 тыс. человек хватило бы на пару-тройку суток.
Вроде бы, по меркам современного обывателя, и немного. Но у тех, кому позже пришлось выживать, получая в сутки 125-граммовую порцию блокадного хлеба, выпеченного из пищевой целлюлозы, жмыха, обойной пыли, выбойки из мешков, хвои и ржаной обойной муки, отношение к утрате под немецкими бомбами 5 тонн сахара, 360 тонн отрубей, 18,5 тонны ржи, 45,5 тонны гороха, порядка 286 тонн растительного масла, 10,5 тонны животного масла, около 3 тонн макарон и 2 тонн муки было, как вы понимаете, несколько иным.
Шок от первой бомбежки крупного советского мегаполиса тоже оказался немалым. Все вместе это и превратило в массовом сознании ленинградцев пожар на Бадаевских складах в символ первого дня блокады.
Лично же для меня блокада началась в глубоком детстве с пожелтевшей фотографии деда, случайно отыскавшейся в выдвижном ящике стола. На снимке был запечатлен бравый красный командир с лицом молодого деда с нарисованными вокруг метелью, машинами, зенитными орудиями. Внизу снимка красовалась подпись — «Ледовая трасса». Конечно, я тут же полез к дедушке с расспросами. Конечно, он мне, пятилетнему, всего рассказывать не стал. Только буркнул, что дело было под Ленинградом, и добавил: «По льду грузы там для города возили во время блокады».
Интонация, с которой дед произнес слово «блокада», сомнений не оставляла. Этот термин скрывал за собой нечто более жуткое, чем Кощей Бессмертный, Баба-Яга и Змей Горыныч, вместе взятые…
Дальше были школа, поселковая библиотека, книги и фильмы про войну, рассказы ветеранов и, наконец, преподаватель в вузе, который как-то нам, студентам, объявил: «Очень важно уметь разбираться в причинно-следственных связях. Вот вы, наверное, думаете, что я на старости лет не растолстел, потому что увлекаюсь спортом. Нет, дорогие мои, тут другая причина. Не растолстел я из-за последствий дистрофии, которую заполучил ребенком в блокадном Ленинграде!..»
Словом, где-то к 20 годам я уже знал про блокаду достаточно, чтобы ощутить весь масштаб этого исторического феномена.
Немцы, финны и итальянцы (да-да — и итальянцы!), сжимающие кольцо вокруг Колыбели Революции. Жизнь в осажденном городе под бомбами и снарядами. Метроном. Надписи на стенах «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Шатающиеся от ветра фигуры изможденных людей, бредущих по улицам характерной «ленинградской» походкой — медленно, максимально экономя силы.
Нет отопления и электричества. «Буржуйки», в которых сгорают паркетные полы, мебель и деревянные заборы. Холод, пробирающий до костей даже под множеством одеял. Предприятия, несмотря ни на что, день и ночь выпускающие и ремонтирующие военную продукцию: тяжелые танки, тральщики, пулеметы, орудия. Дневник Тани Савичевой и «Никто не забыт, ничто не забыто» Ольги Берггольц. Ленинградская Героическая симфония Дмитрия Шостаковича. Аэростаты ПВО в хмуром небе. Закрашенный темной масляной краской купол Исакия. Вереницы машин, ползущие по ледяной «Дороге жизни».
Печи кирпичного завода №1, в которых кремируют тела погибших. Всесоюзный институт растениеводства, в котором сотрудники умирают, но сохраняют редчайшие образцы зерновых культур. Огненный «Невский пятачок» и колюшка, которую дрожащими руками вылавливают в Средней Невке. Двенадцатидюймовки линкора «Октябрьская революция», бьющие по врагу прямо от Горного института. Голод, смерть, Пискаревское кладбище. Эвакуация. Надежда и победа. 872 дня непрерывного подвига.
Пятая попытка
Сейчас некоторые не обремененные историческими познаниями или совестью личности утверждают, будто сдача Ленинграда противнику могла бы минимизировать вышеописанные ужасы. Мол, тогда удалось бы избежать гибели во время блокады 750 тысяч (по другим данным — свыше миллиона) ленинградцев.
Проблема в том, что Гитлер брать Ленинград не особенно и собирался. Вермахту давались вполне конкретные указания — в город не входить, Ленинград следовало плотно блокировать, после чего разрушить его с помощью артиллерии и авиации. Если деморализованное население попробует вырваться из города, этому надо было воспрепятствовать с помощью заграждений из колючей проволоки, обширных минных полей и огня на поражение. Немецким военным, все же мечтающим о победном марше по Невскому проспекту, «сверху» разъясняли — рейх не собирается кормить русских «унтерменшей», а финнам и самим еды не хватает.
Словом, Берлин обрекал ленинградцев на тотальное уничтожение. Добавим к этому, что утрата Ленинграда — важнейшего политического, промышленного и логистического центра СССР, скорее всего, аукнулась бы обрушением всего северного фланга советско-германского фронта и, как следствие — проигрышем Советским Союзом войны.
Разумеется, советское командование не раз и не два предпринимало попытки прорвать блокаду Ленинграда. Первый раз это случилось уже 10 сентября 1941 года! Но так называемый «синявинско-шлиссельбургский выступ», ширина которого вдоль южного побережья Ладожского озера составляла всего 12 км, стал для советских войск настоящим камнем преткновения. Занятый 18-й армией вермахта район между Ладожским озером и поселком Мга оказался неприступным. Четыре раза советские войска в 1941–1942 годах пытались в этом районе по суше пробить «коридор» к Ленинграду, и все четыре попытки провалились, обернувшись большими потерями.
В современных отечественных фильмах про Великую Отечественную войну противник, как правило, показан в виде беспорядочной серой толпы с засученными рукавами, ощетинившейся «шмайссерами» и послушно ложащейся под пулями краснозвездных киногероев. Реальный же Вермахт был противником умным, инициативным, стойким и опытным. Одолеть столь матерого врага было очень и очень непросто. Но возможно.
К концу 1942 года ситуация для советской стороны под Ленинградом продолжала оставаться тяжелой. Прорвать блокаду за два года войны не удалось. Правда, воздухом и по «Дороге жизни» через Ладожское озеро (в навигацию — по воде, зимой — по льду) удалось наладить поставку грузов в осажденный город. Но этот живительный «ручеек» был слишком мал. С другой стороны, события под Сталинградом и ситуация на московском направлении заставили немцев серьезно ослабить войска группы «Север», у которой, помимо прочего, отобрали две танковые дивизии.
Иными словами, под Ленинградом у противника не осталось ни одного крупного механизированного соединения, которым можно было бы парировать попытки советского наступления. Удивляться этому не стоит — Ленинград во второй половине ноября 1942 года отошел для Гитлера и его генералов на второй план: 23 ноября под Сталинградом угодила в окружение 6-я армия генерала Паулюса.
Не воспользоваться таким положением дел для попытки прорыва блокады было бы просто преступно. 8 декабря 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования утвердила директиву №170703 Ленинградскому и Волховскому фронтам о подготовке операции с целью прорыва блокады Ленинграда.
«Совместными усилиями Волховского и Ленинградского фронтов разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург и, таким образом, разбить осаду гор. Ленинград, к исходу января 1943 г. операцию закончить. Закрепившись прочной обороной на линии р. Мойка, пос. Михайловский, Тортолово, обеспечить коммуникации Ленинградского фронта, после чего войскам дать 10-дневный отдых. В первой половине февраля месяца 1943 года подготовить и провести операцию по разгрому противника в районе Мги и очищению Кировской жел. дороги с выходом на линию Вороново, Сиголово, Войтолово, Воскресенское. По окончании Мгинской операции войска перевести на зимние квартиры. Настоящий приказ довести до командиров полков включительно».
Предстоящая операция по инициативе Иосифа Сталина получила кодовое название «Искра».
Советское командование умело учится на ошибках. Новый план операции по прорыву блокады Ленинграда выглядел менее амбициозным, чем предыдущие. Он не предполагал непременного окружения немецких войск в синявинско-шлиссельбургском выступе. Вместо этого войска Ленинградского и Волховского фронтов должны были на первом этапе операции рвануться по кратчайшему направлению друг к другу вдоль южного берега Ладожского озера и любой ценой соединиться. Этим предполагалось обеспечить создание столь необходимого сухопутного, а значит — не зависящего от прихотей природы «коридора» от «Большой земли» к Ленинграду. На эти действия советским войскам давалась неделя.
На втором этапе операции предполагалось значительно расширить захваченный «коридор» в направлении Мги и занять господствующие Синявинские высоты, через которые проходила единственная в тех местах дорога с твердым покрытием.
Болотистый укрепрайон
Местность, где предстояло наступать Ленинградскому и Волховскому фронтам, была труднодоступной. Наступающей с запада 67-й армии генерал-майора Михаила Духанова предстояло форсировать лишенную каких-либо укрытий 900-метровую гладь замерзшей Невы и захватить плацдарм на высоком обледеневшем левом берегу реки, после чего ломиться навстречу наступающей с востока 2-я ударной армии генерал-лейтенанта Владимира Романовского.
Территория, где должны были продвигаться подразделения Ленинградского и Волховского фронтов, являлась лесисто-болотистой. Болота здесь до дна не промерзали, что с учетом еще и наличия в полосе наступления большого количества торфоразработок должно было крайне затруднять использование бронетехники.
Надо сказать, что немцы прекрасно осознавали преимущества своего положения. Занимавшая синявинско-шлиссельбургский выступ немецкая 18-я армия генерала Георга Линдемана превратила его территорию, по сути, в один громадный укрепрайон, усиленный еще и хорошо оборудованными опорными пунктами в рабочих поселках №1 и №5. Танковых дивизий под рукой у Линдемана, как мы уже писали, не было. Зато в распоряжении командующего 18-й армией находился батальон штурмовых орудий и… рота 502-го тяжелого танкового батальона «Тигров»!
Несмотря на то что дебют танков этого типа состоялся на советско-германском фронте еще в августе 1942-го, для советского командования он остался незамеченным. Так что шесть новейших немецких тяжелых танков 1-й роты 502-го тяжелого танкового батальона грозили стать для наступающих советских войск крайне неприятным сюрпризом.
Как мы видим, несмотря на небольшое расстояние, разделявшее войска Ленинградского и Волховского фронтов, прорыв через синявинско-шлиссельбургский выступ являлся для советской стороны нетривиальной задачей. Заметим, что в советских штабах это прекрасно осознавали и предприняли соответствующие меры для подготовки к грядущему наступлению.
Во-первых, ударные группировки Ленинградского и Волховского фронтов максимально усилили, что позволило им достигнуть численного превосходства над противником по пехоте в 4,5 раза, по артиллерии — в 6 раз и по танкам — в 10 раз. Против 450 немецких самолетов, поддерживающих действия группы войск «Север», привлекаемые к участию в «Искре» 13-я воздушная армия Ленинградского фронта, 14-я воздушная армия Волховского фронта и авиация Балтфлота могли выставить до 900 краснозвездных крылатых машин. Важно отметить, что ударные группировки советских войск не испытывали нехватки боеприпасов.
Перед началом выдвижения на исходные позиции части двух фронтов скрытно, но тщательно отрабатывали наступательные действия на местности, напоминающей ту, что была занята немцами. Над синявинско-шлиссельбургским выступом висели советские воздушные разведчики, ведя аэрофотосъемку позиций противника. Последние штрихи к общей картине предстоящей операции добавил срочно отозванный с Воронежского фронта и отправленный под Ленинград генерал армии Георгий Жуков.
Пару раз сроки начала «Искры» переносились из-за внезапных оттепелей, грозивших сорвать преодоление наступающими войсками Невы и болот. Немцы догадывались, что советская сторона готовится под Ленинградом к наступлению. Но не смогли ни точно определить силы, привлекаемые Красной армией к наступлению, ни догадаться, что атаки войск Ленинградского фронта окажутся синхронизированы по времени с ударом войск Волховского фронта. В итоге замысел «Искры» стал для командования 18-й немецкой армии откровением.
За Родину. За Сталина
Операция по прорыву блокады Ленинграда началась в ночь на 12 января 1943 года с массированного удара советской авиации по ранее разведанным командным пунктам и артиллерийским позициям противника в полосе прорыва, а также по аэродромам и железнодорожным узлам немцев. Особенно чувствительной для Линдемана оказалась временная потеря возможности получения подкреплений по железной дороге.
В 9.30 утра артиллерия обоих советских фронтов начала артподготовку. Огненный шквал перепахивал немецкие позиции два часа. Артподготовка со стороны Волховского фронта оказалась мощнее, чем на западе. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, у Духанова орудий и минометов было меньше, чем у Романовского. Во-вторых, для сохранения ледяного покрова на Неве немецкие позиции на левом берегу реки обстреливались исключительно прямой наводкой и, преимущественно, орудиями калибров 45–76 мм.
Поскольку подготовка «Искры» осуществлялась в обстановке максимальной секретности, ленинградцы и не подозревали, что означала канонада, доносившаяся утром 12 января откуда-то со стороны Шлиссельбурга…
В 11.15 поднялись из окопов и вслед за «огненным валом» двинулись вперед дивизии и бригады 2-й ударной армии. Почти сразу выяснилось, что, несмотря на мощную артподготовку, подавить все огневые точки немцев не удалось. Несмотря на это, нащупывая под обстрелом проходы в минных полях, увязая в снегу и торфяной жиже, бойцы 2-й ударной устремились к занятым противником Липкам, рабочему поселку №8 и роще «Круглая». Местность не позволяла советским танкам вести активные действия, поэтому основная тяжесть боя легла на плечи матушки-пехоты. Та выбивалась из сил, но на первых порах вместо прорыва получалось продавливание вражеской обороны.
Еще тяжелее пришлось 67-й армии, бойцам которой пришлось под шквальным огнем немцев форсировать Неву. Лед не мог выдержать тяжелую бронетехнику, поэтому наступление пехоты Ленинградского фронта поддерживали лишь легкие танки и бронемашины, имевшие противопульное бронирование. Летевшие с левого берега немецкие снаряды легко прошивали такую броню под любым углом и вдребезги разносили речной лед. Тем не менее, огибая горящую бронетехнику, проваливаясь в полыньи, погибая под пулеметным огнем, пехотинцы 67-й армии пересекли Неву, сходу одолели обледенелый склон, ворвались в первую линию немецких окоп и рванулись дальше на восток.
За Родину. За Сталина. За Ленинград. Ура!
Невозможно измерить героизм и мужество советских бойцов, штурмовавших в тот день синявинско-шлиссельбургский выступ. Просто нет для этого никакой единицы измерения.
Главное было сделано
Когда наступила ночь, выяснилось, что за день яростных боев войска Ленинградского фронта прошли на восток 2–3 километра. Примерно столько же на запад смогли пройти войска Волховского фронта. Теперь Духанова и Романовского разделяло примерно 6 километров, но каждый новый метр вперед давался советским бойцам все труднее. Пришедший в себя Линдеман под покровом темноты подтягивал на передовую резервы и надеялся, что 13 января советское наступление выдохнется.
Немецкий генерал не угадал. На второй день наступления «Искра» не только не «потухла», но, напротив, «разгорелась» пуще прежнего. В конце концов, резервы были не только у Линдемана, так что 13 января Духанов и Романовский ввели в бой свои вторые эшелоны.
Горели деревья, дома, танки, торф, земля и даже, кажется, снег. 67-я и 2-я ударная, упершись на севере флангами в Ладожское озеро, продолжали крушить немецкую оборону. Как поленья в печке, сгорали в «Искре» последние ресурсы немецкой 18-й армии…
К 18 января 1943 года между войсками Ленинградского и Волховского фронтов оставались считанные километры. Но именно на них располагались немецкие опорные пункты в рабочих поселках №1 и №5. Оставлять их Линдеман не собирался — к поселку №5 была отправлена 1-я рота 502-го тяжелого танкового батальона. Пока немецкие танки медленно ползли между торфяниками, неожиданно произошло то, ради чего, собственно, «Искра» и затевалась.
Пожалуй, стоит процитировать исторический документ, зафиксировавший это событие, полностью.
«18 января 1943 г. в 9 часов 30 минут на восточной окраине рабочего поселка №1, прорвав блокаду Ленинграда, встретились 1-й стрелковый батальон 123-й отдельной стрелковой бригады Ленинградского фронта во главе с заместителем командира политчасти майором Мелконяном, старшим лейтенантом Калугиным, сержантом Анисимовым; с другой стороны — 1-й стрелковый батальон 1240-го стрелкового полка 372-й стрелковой дивизии Волховского фронта во главе с начальником 1-го отделения штадива 372 майором Мельниковым и командиром 440-й разведывательной роты старшим лейтенантом Ишимовым».
Пока встретившиеся бойцы двух фронтов обнимались, близ рабочего поселка №5 легкий танк Т-60 под командованием лейтенанта Дмитрия Осатюка неожиданно «набрел» сразу на три немецких средних танка Pz.Kpfw.III из состава 1-й роты 502-го тяжелого танкового батальона. Силы были абсолютно неравными, поэтому советский легкий танк «пустился в пляс».
Ювелирно маневрируя, советская «шестидесятка» сумела заманить немецкие танки на позиции противотанковой батареи! Воспользовавшись растерянностью немцев, пехота Ленинградского фронта бросилась в атаку и на плечах ошеломленного противника ворвалась в рабочий поселок №5, который с другой стороны очень вовремя атаковали также бойцы Волховского фронта.
К 12.00 рабочий поселок №5 был захвачен вместе с… «Тигром». Тяжелый немецкий танк вышел из строя и был попросту брошен своим экипажем. Очень скоро к первому трофейному «Тигру» добавился второй, обнаруженный близ поселка увязшим в торфе. Захваченные под Ленинградом машины оказались крайне ценным подарком для советской стороны, позволившим советским танковым конструкторам и танкистам хорошо изучить немецкие тяжелые танки накануне сражения под Курском летом того же 1943-го.
Но вернемся к «Искре».
Будем честными — второй этап операции советские войска не осилили. Слишком много сил ушло на прорыв блокады — Синявинские высоты остались за немцами. Тем не менее главное было сделано — в Ленинград был пробит «коридор» шириной 8–11 километров. Несмотря на то что он простреливался немецкой артиллерией, данный «коридор» позволил в кратчайшие сроки наладить железнодорожное и автомобильное сообщение с Ленинградом.
Уже 7 февраля 1943 года на Финляндский вокзал прибыл первый поезд с «Большой земли». С середины же февраля в Ленинграде начали действовать нормы продовольственного снабжения, установленные для других промышленных центров страны.
Так был спасен Ленинград, который без начавшейся 12 января 1943 года «Искры» мог и не дотянуть до снятия блокады 27 января 1944 года.
Политическое, материально-экономическое и символическое значение прорыва блокады Ленинграда, решившего судьбу города и во многом повлиявшего на исход Великой Отечественной войны, невозможно переоценить. Так стоит ли 12 января устраивать в Санкт-Петербурге праздничный салют?
Нам кажется — стоит. Ибо никто не забыт и ничто не забыто.
Автор:
Михаил Большаков
Источник: