29 января в ресторане «Ц.Д.Л.» члены Московского Столичного Клуба встретились с министром экономического развития Максимом Орешкиным. Обсуждались и мировая политика, и темы, актуальные для российского бизнес-сообщества.
Пообщаться с министром пришло рекордное количество гостей — была даже организована телетрансляция встречи в соседний каминный зал ресторана, чтобы все смогли расположиться с комфортом. Среди участников Московского Столичного Клуба много представителей деловой среды, людей прагматичных, поэтому разговор быстро перешел в практическую плоскость. Затрагивались, например, вопросы налогов, трудовой миграции, судебной системы. Приводим высказывания министра на различные темы.
Последний давосский форум отличался по духу от того, что был годом ранее. Я постараюсь объяснить, с чем связаны эти изменения. Год назад, напомню, на форуме выступал Дональд Трамп, и все обсуждения велись вокруг него, вокруг его политики. Было общее впечатление о новом президенте США, что это такая случайность, которая скоро исчезнет, и жизнь вернется в прежнее русло. Поэтому прошлогодний Давос был очень позитивным еще и на фоне ускорения темпов глобального экономического роста.
Что получилось в этом году? Трамп никуда не делся. За последний год его рейтинг в Америке вырос, добавилась целая обойма сюжетов, связанных с торговыми войнами с Китаем и много чем еще интересным, что идет вразрез с политикой глобализации. К этому прибавились желтые жилеты во Франции, замедление глобального роста, которое в четвертом квартале стало явным практически во всех регионах мира — Китае, Европе, США. Такая комбинация факторов сформировала негативный настрой в Давосе.
Причины политических изменений в США и появления желтых жилетов во Франции — глобальные. Они формировались в течение нескольких десятков лет, а особенно активно — с середины 80-х. С одной стороны, процесс глобализации создавал большой объем дополнительной добавленной стоимости в мире, с другой — она концентрировалась в небольшом количестве компаний, у ограниченного числа людей.
В США реальные доходы населения у представителей среднего класса и ниже не выросли за последние 30 лет, а стоимость услуг образования, здравоохранения даже с поправкой на инфляцию увеличилась в три раза. Так сформировалась база для негативной социально-политической реакции. Люди видят, что если ты не родился в крупном городе, то у тебя нет больших перспектив. Де-факто Трамп стал ответом на изменения внутри американского общества, потому что он напрямую адресует свою риторику как раз этим группам населения.
В Давосе собираются представители крупнейших компаний, которые и получают доходы от глобализации. Это люди отнюдь не бедные, входящие в топовый 1%. К ним пришло осознание, что Трамп — не какое-то случайное событие, что это элемент большого изменения мирового ландшафта. Оно связано с окончанием 30-летнего цикла накопления дисбалансов в глобальной экономике и развитых странах с точки зрения доходов.
Мир начинает разбиваться, по крайней мере в сознании людей, на четыре кластера: США, Евросоюз, Китай и Тихоокеанский сектор. Международные компании сейчас перестали думать о глобальной экспансии. Скорее они стараются в рамках одного кластера сосредоточить свое производство таким образом, чтобы не зависеть, например, от противоборства Китая и США.
Важно, что меняется сознание в странах Европы. Во-первых, европейцы получили историю с Брекзитом, заставившую их задуматься о том, что в принципе происходит. Во-вторых, очень обиделись на американцев, когда страна, которую они считали союзником и во многом следовали в ее фарватере, повысила пошлины на сталь и алюминий. Европа пытается делать шаги, призванные показать ее способность принимать самостоятельные решения.
До этого, конечно, пока далеко, но вы, я думаю, слышали заявления Еврокомиссии о плане по увеличению роли евро в мировой экономике. Другой пример: недавно встречался с коллегами во Франции, и мы обсуждали тему введения нового налога на IT-гигантов, которые работают на местном рынке, — Google, Apple, Amazon и Facebook. Также идет серьезная перепалка между Америкой и Германией по поводу второго «Северного потока». На этом фоне отношения России и Европы улучшаются, от нижней точки постепенно идут наверх. Думаю, тренд будет продолжаться.
Как мне кажется, главное событие прошлого года у нас — то, как Россия выдержала очередную волну сильного снижения цен на нефть. Я думаю, многие из вас ее даже не заметили — в отличие от ситуации 2014 года, хотя темпы падения в октябре — ноябре были больше, чем тогда. И так же снижение нефтяных котировок совпало с волной оттока капитала, с выводом крупных активов иностранных инвесторов с рынка государственных облигаций. Несмотря на эти два фактора, у нас и финансовые рынки остались целы, и экономика продолжила планомерное развитие.
В Давосе была встреча с главами крупных мировых корпораций, и они отмечают все вышеперечисленное как очень позитивный момент. Россия продемонстрировала, что с новыми макроэкономическими институтами, которые нами активно вводились в 2015—2016 годах, экономика стала гораздо устойчивее к колебаниям нефтяных цен. Это значит, что можно с большей уверенностью прогнозировать курс рубля, инфляцию и экономический рост через пять, десять лет, можно строить долгосрочные инвестиционные планы и реализовывать проекты в России.
В прошлом году мы впервые установили ориентиры для роста инвестиций по разным отраслям и поставили их в качестве ключевых показателей эффективности для всех министерств. Это был интересный опыт. Отдельные министерства — не буду их называть — долго находились в состоянии отрицания, говорили: «Мы ничего сделать не можем, как нам отвечать на этот показатель?» Но постепенно ситуация меняется, мы начинаем проводить серию отраслевых обсуждений, решать, что нужно менять в регулировании конкретной отрасли, чтобы объем инвестиций увеличивался. Все это дополняется системной работой по снятию барьеров для бизнеса.
Я не считаю себя таким уж безудержным оптимистом. Помню, в 2012 году, когда я еще работал в «ВТБ Капитале» и экономика росла почти на 4%, мне удалось выпустить отчет о том, что скоро будет все плохо, рост серьезно замедлится и рубль резко ослабеет. Меня возненавидела вся команда инвестиционного банка, потому что после такого отчета ей стало сложно продавать российские акции западным инвесторам. Тогда этот прогноз оказался точным. С другой стороны, мой переход из частного сектора в государственный ознаменовался таким резким увеличением нагрузки и исчезновением свободного времени в принципе, что мне без оптимизма теперь никак нельзя. Как только я его потеряю — сгорю очень быстро.
Как-то я разговаривал с главой одного из крупнейших хедж-фондов США, и мы оба пришли к выводу, что Америка потеряла свой дух, уверенность, что каждый житель страны имеет равные возможности и может достигнуть всего, если будет прикладывать достаточно усилий. Сейчас все не так: если ты родился где-то в глубинке, то шансов выбиться практически нет, потому что ты не сможешь поступить в хороший университет и продвинуться дальше. Россия с ее системой образования дает гораздо больше шансов с точки зрения самореализации. Последние инициативы, такие как конкурс «Лидеры России», позволяют любому жителю страны довольно быстро воспользоваться социальным лифтом. В принципе я сам пример человека, который сделал это без знакомств, протекции родственников и так далее.
Часто экономический рост воспринимается как что-то хорошее. Но важно понимать, что на самом деле это достаточно болезненная вещь, особенно если он происходит интенсивным путем — через повышение эффективности. Это не когда ты делаешь то же самое и у тебя зарплата растет, а когда твоя компания при том же количестве сотрудников начинает каждый год выпускать больше продукции и результативнее работать. Увольняются люди, не вписавшиеся в новые реалии, тебе приходится обучаться новым навыкам, по-другому выстраивать бизнес-процессы, чтобы быть эффективнее.
Экстенсивно Россия расти не может, потому что у нас не прибавляется людей трудоспособного возраста. Нельзя нас сравнивать, например, с Индией, где население каждый год увеличивается по 2—3%, если не больше, и за счет этого происходит расширение экономики. В России за ближайшие шесть лет удастся дополнительно создать максимум миллион рабочих мест, которые будут обеспечены в первую очередь за счет притока мигрантов. Естественного прироста рабочей силы объективно уже не будет, потому что на рынок труда входит поколение, родившееся в 90-е. А как мы помним, минимум рождаемости в стране был достигнут в 1999 году. Приток рабочей силы у нас находится на рекордном минимуме за всю историю современной России.
Миграция может происходить по разным каналам, и эффект от нее будет отличаться. Вспомним ту, что была вызвана событиями в Сирии, когда несколько миллионов человек хлынуло в Турцию, Европу. Происходило вынужденное переселение, связанное с бегством от плохих условий. Это вещь, которую абсорбировать сложно. Другая ситуация — когда представители бывших республик Советского Союза приезжают учиться в Россию, оканчивают вузы, остаются здесь жить и выходят на рынок труда. Такая миграция, конечно, максимально эффективна с точки зрения человеческого капитала, потому что эти люди адаптированы к социуму, соответствуют ему. Их вклад в экономику будет больше. Необходимо создавать условия именно для такой миграции.
Государство старается помогать предпринимателям. Александр Браверман (генеральный директор Корпорации МСП — FP) как раз сейчас запускает большую программу, связанную с созданием условий для развития малого и среднего бизнеса. Это и регуляторная гильотина, о которой говорил Дмитрий Медведев на Гайдаровском форуме, и доступ к финансированию, к системе госзакупок и так далее. Именно через малый и средний бизнес должны идти максимальные изменения, инновации, вовлечение людей в позитивную мотивацию.
Государство будет помогать преуспевающим предпринимателям рассказывать о себе, становиться примером для других. Успешных компаний реально много — в IT-секторе, сфере услуг, других отраслях. Их надо максимально поддерживать. Но понятно, что двигателем на их пути к успеху никак не может выступать правительство, это должны быть сами люди.
Мы могли бы очень быстро поднять темпы роста ВВП в краткосрочной перспективе: отменить бюджетное правило, все доходы, которые у нас есть, ухнуть в экономику. Но в этом случае у нас бы получилось то, что произошло в Турции. Ее ВВП в 2017 году вырос на 7% после того, как была принята специальная программа кредитования малого и среднего бизнеса. В экономику ввалили $50 миллиардов под гарантии государства. Рост ускорился в отдельных кварталах даже до 10%, все было замечательно, но такая политика неустойчива. Понятно, что вслед за усилением внутреннего спроса начался рост импорта, резко расширился дефицит платежного баланса. Спичкой стали противоречия Турции с США, после чего приток капитала резко сократился. С 3—4 лир за доллар курс взлетел в какой-то момент до 7. Сейчас по промышленному производству, рыночным продажам идет падение на 6—7%.
В прошлом году профицит российского бюджета из-за высоких цен на нефть составил 3% ВВП. И сейчас мы могли бы отменить бюджетное правило. Но, допустим, мы вбухиваем в экономику 3 триллиона рублей, она поднимается. Затем нефть падает — и мы опять, как в 2014—2015 годах, катимся вниз. Чтобы такого не произошло, мы выстроили макроэкономическую политику, базирующуюся на долгосрочных принципах. На нее не влияет то, где находится цена нефти. $80 за баррель? Хорошо, значит сберегаем. Котировки упали — начинаем тратить. Но на внутренний рынок всегда поступает одно и то же количество валюты от продажи нефти — по цене порядка $42. Это позволяет обеспечивать долгосрочную стабильность и устойчивость экономического развития.
Чтобы прекратился вывод денег российским бизнесом за рубеж, должна в том числе произойти смена поколений. В России капитал аккумулировался в основном в 90-е годы людьми, которые не были нацелены на постоянное развитие. Скорее они имеют навыки, связанные с контролем и захватом. Чтобы произошел перелом, на первый план должно выйти поколение людей, родившихся в 70-е — 80-е. Этот процесс сейчас начинается и будет вести к глубинным изменениям в российском обществе.
Главное — это конкуренция. Именно она двигает вперед предприятия, а не государственные программы и что-то навязанное извне. Каждая компания работает в страхе, что потеряет свою прибыль, долю рынка. Предприниматель не спит ночами и думает, что бы такого технологичного внедрить, чтобы снизить издержки, увеличить сбыт, создать новую продукцию. Истоки развития — как личности, так и компании — всегда лежат в конкуренции, ничего другого мир не придумал.
Источник: