Znak.com
В последнее воскресенье января человечество отметило День без интернета. В лекции, прочитанной в Ельцин Центре, известный публицист Иван Давыдов рассказал, как абсолютно свободное интернет-пространство незаметно и быстро подчинилось государствам и корпорациям, контролирующим социальные сети.
«Во многом власть всегда была властью говорить»
Есть такая известная американская история, называется «казус Скоки». Скоки — это пригород Чикаго, где в конце 70-х годов основное население составляли евреи, которые в свое время бежали из Европы от нацизма. И именно в этом районе Чикаго маргинальная группа из национал-социалистической партии Соединенных Штатов решила провести свой парад. На что представители местных общин и местные власти ответили: если они попытаются сделать это, возможны любые последствия, вплоть до рукоприкладства, и, конечно, такого парада не будет. Но так как все происходило в Америке, где свобода выражения мыслей гарантируется первой поправкой к Конституции, нацисты ринулись судиться, дошли до Верховного суда штата Иллинойс и добились того, что несколько крупных американских правозащитных организаций, как ни странно, встали на их защиту. В общем, Верховный суд штата Иллинойс рекомендовал властям Чикаго обеспечить безопасность при проведении парада национал-социалистической партии США в районе Скоки. Впрочем, парад они проводить не стали и через некоторое время бесславно распались.
Другую историю рассказывал мне мой приятель, живший какое-то время в тех же США (правда, возможно, это легенда). В начале 90-х годов в маленьком южном городке, где большинство населения чернокожие, появляется группа скинхедов, которые также требуют, чтобы им предоставили площадку для самовыражения. Они идут в местные газеты, но газеты частные, и им отказывают, они идут на радиостанцию и встречают тот же прием. Тогда они идут к мэру и потрясают первой поправкой. Мэр говорит: «Повлиять на частные издания я не могу, но я могу выделить вам охрану, выделить вам самую большую городскую площадку, в супермаркете, когда там распродажи и много народу. Можете, стоя в загоне, выкрикивать свои лозунги». Все так и было, пока они не осознали, что проповедь о расовом превосходстве и величии белого человека смотрится глупо, когда ты стоишь в загоне, а тебя охраняет полицейский. И тоже закончили бесславно. (Кстати, я не уверен, что в нынешней Америке возможны такие истории. А вот со статьей 29 нашей Конституции, которая гарантирует свободу мысли и слова, проблем поменьше, чем принято считать. Мы с вами тут сидим, говорим, и все нормально).
Антинацистская демонстрация в СШАABC News
Эти истории показывают, насколько иерархиизированной еще недавно была информационная система, насколько четко мир разделялся на тех, кто имеет право вещать — и кто должен слушать вещающих, не выражая своего мнения. Во многом власть всегда была властью говорить. А пресса потому и «четвертая власть», что она поддерживает иерархии и контролирует распространение информации. Эти иерархии выстраивались на протяжении всей истории человечества и действовали вне зависимости от государственного устройства — и в самых страшных тоталитарных системах, и в демократиях. Даже в самом демократичном государстве человек с улицы не мог просто прийти в газету и проповедовать в ней свои взгляды.
«Ну и что, что Пастернак? Стихи-то он писать не умеет»
А потом появилась новая информационная среда, в которой все мы сейчас находимся. И мы не сразу поняли, что произошло. Что ломаются эти самые иерархии. Что контролировать систему распространения информации довольно сложно. Что в говорящих превратились все. Что теоретически любой из нас может довести до человечества свои «ценные мысли». Что размываются авторитеты. Раньше человек, пытающийся добраться до власти, медленно двигался снизу вверх, наращивал профессиональную компетенцию, доказывал свое право вещать и в конце концов оказывался «говорящей головой» в телевизоре — экспертом в каком-то вопросе, публичным политиком и так далее. И вдруг, совершенно незаметно, в течение нескольких лет все это изменилось и отменилось. Мы видим: когда взрывается бытовой газ, все вокруг превращаются в экспертов по взрывам бытового газа. И при этом не надо доказывать свою компетенцию, надо просто иметь железную волю для того, чтобы донести свои взгляды до остальных и, изложив свою точку зрения любой степени дикости, сидеть и ждать, когда тебе поставят лайки.
Приведу довольно анекдотический пример, не очень этичный, потому что в некотором смысле это был эксперимент на живых людях, который поставили мои веселые знакомые. В русском интернете есть сайт Стихи.ру, где самодеятельные поэты публикуют свои стихи, там есть свои системы рейтингов, свои авторитеты. И вот появляется начинающий поэт Борис, который публикует некоторое количество стихов. Пришли авторитеты и обыкновенные пользователи и со страшной силой его разгромили, помянули ему каждую неточную рифму, каждое отклонение от ритма, каждую неудачную метафору. И так его травили, пока в комментариях не написали, что на самом деле это нобелевский лауреат Борис Пастернак. В эпоху, когда авторитеты были сильны, это бы сработало. Но здесь это не сработало никак. «Ну и что, что Пастернак? — сказали завсегдатаи Стихи.ру. — Стихи-то он писать не умеет. Чего носиться с этим Пастернаком? Сейчас мы его обучим писать стихи».
В Рунете у Бориса Пастернака были бы все шансы прослыть бездарностью
Что с нами случилось в этом мире без иерархии? Мы превратились в большую толпу сетевых говорунов, которые условно равны, мы стали подвергать сомнению прежние авторитеты, учить тренеров футбольной сборной тренировать. Раньше это было «кухонным» развлечением, а сейчас это можно делать напрямую — собирая тысячи сторонников, отправлять петиции непосредственно тренеру и прямо говорить ему, как нужно тренировать, чтобы не проигрывать Хорватии на чемпионате мира по футболу-2018. Мы вроде бы оказались в среде абсолютной свободы. Любая иерархия — это ограничение свободы, система без иерархии кажется системой абсолютной свободы.
«Новизна в том, что обвинительную базу каждый создает для себя самостоятельно»
Но что мы сделали по факту? Каждый, кто увлеченно играет в эту игру, стал, сам того не замечая, создавать гигантский общедоступный архив своих чувств, мыслей, идей, сведений о себе.
(Кстати, есть мнение, которое кажется мне очень интересным, — что почти абсолютная свобода интернета в России нулевых годов сильно сыграла на руку власти, потому что многие, кто мог бы стать активными критиками власти и как-то ей противодействовать, сформировав реальную оппозицию, отлично реализовались в споре с себе подобными в интернете и, таким образом, тормознули политизацию общества вплоть до выборов 2011 года, когда зревший конфликт выплеснулся из интернета в реальную жизнь, впрочем, без особых для власти последствий).
Ощущая себя абсолютно свободными, мы сами наращивали базы данных о себе, а государство (так поступает отнюдь не только наше государство, но и демократические) тем временем присматривалось к нам, анализируя, что можно сделать с этим невероятным архивом знаний о своих гражданах.
Znak.com
И наконец догадалось использовать 282 статью УК РФ о «возбуждении ненависти, либо вражды», которая была специально изобретена в начале двухтысячных, чтобы иметь законодательный инструмент для ликвидации угрозы русского национализма. Выяснилось, что трактовать эту статью можно широко, и что в силу размытости ее формулировок в принципе любой неприятный для власти человек может стать жертвой собственной болтливости в интернете. Помимо того, в период работы шестого созыва Госдумы была принята еще куча таких же статей — о публичной поддержке экстремистской деятельности, о призывах к экстремистской деятельности, о защите чувств верующих, вплоть до статьи о вербальных покушениях на целостность Российской Федерации, и тоже с размытыми формулировками, которые используются даже активнее, чем 282 статья.
Конечно, в том, чтобы выдумать новую статью УК и потом наказать по ней неприятного для государства человека, никакой новизны, в общем-то, нет. Это выглядит старой технологией несвободы. Исключительная новизна в том, что обвинительную базу каждый создает для себя самостоятельно, причем безостановочно. Никого не нужно уговаривать высказывать свои мысли, все сами рвутся, это стало нашей базовой потребностью, мы не можем перестать говорить, пока нам грубо и насильственно эту возможность не обрежут. Все потенциально опасные для государства люди на виду, потому что в душе они ощущают себя публичными политиками, а публичный политик должен болтать. Мы видим старый центр власти, помноженный на новую технологию и создающий новые пространства несвободы. Видим, как государство сориентировалось и использует в своих интересах свойства новой среды и те новые привычки, которые эта среда нам навязала.
Я даже выскажусь в защиту государства. Вы помните, как летом 2018 года силовики в разных регионах, пользуясь всеми эти статьями, развернули настоящую охоту на людей. Силовики вдруг обнаружили, что, оказывается, уже много лет как у них в руках есть невероятный инструмент, с помощью которого можно заводить «дела об экстремизме» и повышать раскрываемость. Это же как круто звучит — не то что «карманная кража»! Можно получать благодарности и премии, и усилий для этого не нужно почти никаких: человек сам все на себя написал, и достаточно подключить какого-нибудь несчастного эксперта, у которого не сложилась карьера, и он охотно напишет: «Фраза „я люблю зеленые яблоки“ разжигает ненависть и вражду ко всем, кто не любит зеленые яблоки или любит красные». И они, конечно, ринулись в бой, дела о мыслепреступлениях в интернете пошли косяком. Настолько, что наше государство, федеральный центр, который не подозреваешь в особой любви к гражданским свободам, вынужден был их одернуть и частично декриминализировать 282 статью УК, потому что они профанировали важный официальный инструмент точечного государственного террора.
«Facebook — абсолютно безликая система, в которой вы никак не можете себя защитить»
Но давайте посмотрим, что происходит внутри этой новой информационной среды. Мы говорим, что возможность общаться, распространять информацию в интернете стала для нас базовой потребностью, «как воздух». Но вообще-то это не воздух. Это площадки, куча серверов, провода, и все это кому-то принадлежит. И создает новые центры силы, потому что тот, кто контролирует площадку, где вы ощущаете себя абсолютно свободным и можете распространять свою информацию, и есть власть по отношению к вам.
Jaap Arriens/ZUMAPRESS.com
Ярчайший пример, как это работает, — взаимоотношения со своими пользователями самой популярной в мире соцсети Facebook. В конце прошлой осени Facebook поменял пользовательское соглашение, выяснилось, что мы не можем вести никакие разговоры о сексе, даже делать какие-то намеки (а о чем еще нам говорить?). Дело в том, что летом в Америке приняли целый пакет законов, которые ужесточают наказание за вовлечение в недобровольное занятие сексом, то есть законы против проституции. И администрация Facebook, не желая попадать под действие этих законов, решила так подстелить солому, чтобы к ней совсем нельзя было подкопаться. Вот и приняли поправки к своему пользовательскому соглашению. В положении о новом пользовательском соглашении прилагались примеры, все почти как у наших силовиков в их поиске «возбуждения вражды и ненависти». Например, выяснилось, что фраза «я хочу хорошо развлечься этим вечером» может быть истолкована как призыв к сексуальному насилию со всеми вытекающими для нас последствиями.
Эта ситуация обратна по сравнению с действиями государства. Государство пытается действовать в новой среде, учитывая ее свойства и используя их себе на пользу, государство эксплуатирует нашу болтливость. Социальная сеть действует совершенно наоборот. Перед Новым годом The New York Times опубликовала большую статью о том, как устроена система модерации в Facebook. Это абсолютно непрозрачная система. Мы хотя бы можем помянуть «добрым словом» авторов наших карательных, идиотских законов, которые я перечислял, можем послать «лучи любви» Елене Борисовне Мизулиной, Яровой, другим «выдающимся» законодателям. Когда Facebook меняет свои правила или когда он нас наказывает, мы даже не знаем, какое у него лицо, потому что Марк Цукерберг занимается не этим, а позирует на входе в московский McDonald’s и изображает демократичность.
Так вот, по данным The New York Times, это выглядит так: раз в месяц человек двадцать из администрации Facebook собираются на совещание (кто они, мы не знаем) и принимают рекомендации для центров, которые на аутсорсинге мониторят контент на предмет поиска расхождений с правилами. В этих центрах — тысячи людей, они работают по ключевым словам, часто даже не знают язык того сегмента Facebook, за который отвечают. То есть это абсолютно безликая система, в которой вы никак не можете защитить себя. Она может вас забанить и не объяснить почему. Вы можете апеллировать, вашу апелляцию рассмотрят и, может, даже удовлетворят, но все равно не расскажут, почему они это сделали. Вам просто напишут: «Мы рассмотрели вашу жалобу и признали ее справедливой». Или: «Мы рассмотрели вашу жалобу и все равно вас забанили». Вы не знаете, почему вас оправдали или не оправдали.
Мы вроде бы сотрудничаем, я бесплатно делаю для вас контент, к вам приходят не потому, что у вас прекрасный дизайн страницы, а потому что я или другие люди что-то пишут и нам интересно друг с другом общаться. Этот элемент сотрудничества вроде бы предполагает наличие у меня каких-то прав, уважительное отношение ко мне, к моим интересам. Но мне говорят: нет, ты вообще никто. Каким популярным ты ни будь, когда пользователей 2 миллиарда, потеря одного даже самого популярного ничего не значит.
Это совершеннейшая архаика, совершеннейшая непрозрачность власти, ее решений, от которой даже мы в России отвыкли, не говоря о других странах. Это полное игнорирование свойств среды, которую они, собственно, и создали. И это пример образования нового центра власти в лице администраций площадок, которые предоставляют нам возможность, ставшую для нас очень важной, но которые могут легко нас этой возможности лишить. Я годами там сидел, что-то писал, обрастал друзьями, связями, повышал чувство собственной значимости — и вдруг в одночасье какие-то люди без лиц у меня это все отнимают, вычеркивают меня из социума, который для меня уже важнее, чем реальный, ничего при этом не объяснив. Это, конечно, не три года тюрьмы, но тоже обидно.
Думаю, конфликт этих новых центров власти, «интеллектуальных провайдеров», с одной стороны, и старых политических центров власти, государства, с другой — одна из важных составляющих политики будущего. Все мы в некотором смысле с увлечением наблюдали за репетицией такого конфликта, когда Роскомнадзор пытался победить Telegram, и, заметьте, старый центр власти проиграл, а Telegram работает.
«Лучше не спорить, а оглядываться. А мы думали, что оказались в среде без ограничений»
Причем эти новые центры власти знают о нас бездну всего. Мы даже не задумываемся, как много.
Вам приходило в голову, что Facebook хранит все файлы, которые вы когда-либо пересылали с помощью мессенджеров? Непонятно, зачем им это нужно. Конспирологи подозревают их в сборе все большего и большего количества информации о нас. Некоторые из вас успели поучаствовать в новом флешмобе «2009 vs. 2019», когда люди размещали фото, как они выглядели десять лет назад и как они выглядят сейчас. Некоторые въедливые граждане утверждают, что это не просто так, а спровоцировано администрацией соцсети для того, чтобы у системы опознавания по фотографии было больше материала для анализа.
Архаичные государственные системы используют передовые способы контроля гражданHarry Haertel/imago stock& people
Напомню об удивительном опыте Китая, когда архаичная система государства использует самые передовые технологии для контроля над гражданами и реального ограничения свобод. Пока это только пилотный проект: крупнейшие кампании айтишников в сотрудничестве с государством увешивают отобранные города камерами, распознающими лица. В результате нельзя совершить даже мелкое преступление: если бросил бумажку в неположенном месте, тебя найдут.
Но грандиозность замысла не в этом, а в том, что они называют «социальным рейтингом»: чем лучше ты себя ведешь под контролем «Большого Брата», тем выше твой социальный рейтинг, чем хуже — тем ниже. Чем выше рейтинг — тем слаще твоя жизнь. Чем ниже — тем меньше шансов получить приличную работу, разнообразные скидки и льготы.
Но и это пустяк. Дальше — настоящий прорыв. Вы, конечно, можете дружить с людьми с низким социальным рейтингом, даже коммунистический Китай вам это не запрещает. Но чем больше у вас друзей с низким социальным рейтингом, тем ниже будет ваш собственный социальный рейтинг. То есть вы стоите перед выбором: или вы сохраняете свои привязанности и обрекаете себя на менее комфортную жизнь и даже перспективу сесть в тюрьму, либо превращаете в изгоев тех, кто по тем или иным причинам неугоден государству. Это и есть настоящая власть в такой системе — возможность сформировать список неправильных поступков, и вы никак не контролируете, что будет сочтено неправильным поступком завтра, а они контролируют.
Главное, что это довольно легко реализуемо. А раз так, у других государств появляется соблазн перенять «ценный опыт». Мэр Москвы Собянин уже сказал, что скоро столица станет чище и безопаснее, потому что ее оснастят каким-то диким количеством камер, умеющих распознать лица, и преступники просто не поедут в Москву совершать свои преступления. Что в Москве не будет преступлений — это хорошо. Но мы не знаем, что властям придет в голову дальше и не дойдут ли они до китайского сценария. Наша богатая история научила нас тому, что инициативы нашей власти нужно опасаться. Правда, наша богатая история научила нас и тому, что в конце концов деньги украдут, камеры повесят картонные, а социальные рейтинги распишет всем какой-нибудь нанятый студент. И ничего страшного не случится.
Профсоюз журналистов обращается в Парламентскую ассамблею ОБСЕ по поводу Слуцкого
Последнее, что хочется отметить, — что новая информационная среда породила то, что я называю «ситуативными, размытыми центрами власти», это явление, невиданное в человеческой истории. Кто погубил карьеру Харви Вайнштейна? Вроде бы все началось с правильного движения, у которого был хороший посыл. Кто главный в этом движении, у кого власть? Бессмысленный вопрос. Это что-то вроде грибницы: никто не главный, все участники равноправны. Но они совершенно точно ломают судьбы. И это происходит не только в Америке. В сходной ситуации карьеру депутату Слуцкому сломать не смогли, а карьеру главному редактору «Медузы» Ивану Колпакову — смогли.
Из ничего, без определенного центра, благодаря только тому, что новая информационная среда заражает идеями и мобилизует большое количество людей, возникает новая власть, которой нигде нет, но которая может реально навредить, причем не обязательно плохому человеку. И лучше не спорить, а оглядываться. И это тоже ограничение свободы. А мы начинали с того, что думали, будто оказались в среде без ограничений.
Материал подготовлен при участии Юрия Гребенщикова.
Источник: